)

Не хотелось бы, чтобы дневник отправляли в архив, так что вот. Запись )

---

Обновляю дневник, чтобы его не удалили. На всякий случай

---

Просто отрывок

Сэндс заходит, хлопнув дверью. Эль настораживается, поднимает глаза от газеты, слегка меняет позу, готовясь спустить босые ноги с дивана и встать ему навстречу. Но когда ЦРУшник появляется на пороге гостиной, Марьячи расслабляется и снова опускает ноги на груду нежно-зеленых подушек, сваленных на противоположном конце дивана.





Сэндс не выглядит сердитым или раздосадованным. На его лице написано задумчивое недоумение, словно по пути домой ему в голову пришла какая-то странная мысль, которую он все еще обдумывает. Подмышкой у него устроился длинный и тонкий сверток, напоминающий маленькую удочку, завернутую в коричневую бумагу. Сэндс останавливается перед диваном, неловко перехватывает его ладонями, секунду сосредоточенно держит, словно прикидывая его вес и одновременно демонстрируя Марьячи. Потом опускается на диван рядом с Элем (тот едва успевает убрать ноги, чтобы Сэндс не уселся прямо на них) и застывает в позе, которую мексиканец назвал бы иллюстрацией к состоянию «попытка осмыслить происходящее»: плечи ссутулены, голова слегка опущена, брови приподняты, а руки рассеянно поглаживают смятую поверхность упаковки.



- Вот дерьмо, - задумчиво говорит Сэндс куда-то в пустоту, потом, после недолгой паузы, он повторяет уже громче:



- Дерьмо. - И яростнее:



- Дерьмо, дерьмо!



Эль по-прежнему молчит. Он прекрасно знает, что у Сэндса в упаковке. А еще он знает, что на провокацию агента не поддастся.



- Ты знаешь, что самое убогое в этой ситуации? – продолжает ЦРУшник злым голосом. – Самое убогое, что мне она нужна.



Пауза. Эль задумчиво смотрит на Сэндса.



- Нет, даже не так, - говорит тот сосредоточенно и яростно. – Она мне была нужна и тогда. Но если пару месяцев назад я бы скорее сдох, чем согласился на такое.. то сейчас я даже не стал сопротивляться. Я дошел, созрел, как говорят у нас про расколовшихся на допросе. Спекся. Не выдержал. Брякнулся на спину и поджал лапки..



- Ты просто стал взрослее, - отзывается наконец Эль.



- Тоже мне добрая няня! – злобно бросает американец. – Фея-крестная, мать твою. Я в том возрасте, когда расти уже некуда. Я старею. И сдаю позиции.



- Ты учишься идти на компромисс, - серьезно возражает Эль. Сэндс взмахивает рукой.



- Как я устал от твоей твердолобой философии! – уже тише говорит он. - Я проявляю непозволительную слабость, я бешусь, а ты сидишь и разглагольствуешь тут.. Господи, ну почему я не пристрелил тебя раньше?



В последней фразе звучит что-то вроде отчаяния. Он несильно, но больно ударяет Марьячи по боку свертком. Потом встает, и не распаковывая свою новую трость, выходит из комнаты. Эль потирает бок и переворачивается поудобнее, поднимает с пола газету и углубляется в чтение. Он знает, что уже через полчаса сверху оживленный голос Сэндса выкрикнет что-то вроде «Эй, посмотри, что я умею!»



И все будет хорошо.

---

День Рождения - часть 2

Да, я наконец-то по кусочкам собрала вторую часть drabble про Дни Рождения (первая часть - тут)



Walkman



- Что тебе подарить на день рождения?



Сэндс ухмыльнулся и даже перестал ощупывать аппликацию на своей новой футболке (изображавшей Статую Свободы, взасос целующую Фемиду под броским слоганом FREEDOM and of JUSTICE).





- Можно подумать, ты знаешь, когда у меня день рождения, - ехидно ответил он.



- Не знаю, - согласился Эль. - Но мы живем вместе больше года, так что он у тебя уже все равно был. И мне хотелось бы задним числом тебя поздравить.. - он замолчал, но Сэндс продолжал задумчиво водить пальцем по сверкающей стразами и глянцевыми красками нашивке на груди. - Ну так что?



- Ты серьезно? Хм. Тогда прояви фантазию, - заявил американец с уже большим интересом. Эль хмыкнул, показывая, что думает об этом предложении:



- Если я выберу сам, тебе вряд ли понравится.



- Вполне вероятно. Но даже если ты подаришь мне чертов букет каких-нибудь ромашек, на которые у меня аллергия, я сделаю умиленное лицо и сквозь кашель и слезы вежливо тебя поблагодарю. Обещаю, - Сэндс снова ухмыльнулся.



- Отлично. Я запомню. Но все-таки? - настойчиво переспросил Эль. - Наверняка есть что-то, чего ты бы хотел. Так давай я тебе это подарю и нам не придется делать вид, будто бесполезный подарок хоть кому-то из нас доставил радость.



- Тогда я должен обдумать твое деловое предложение, - ответил Сэндс: все еще с иронией в голосе, но уже чуть более серьезно.





Марьячи ничего не сказал, когда на следующий день Сэндс сообщил ему о необходимости иметь плеер, но агенту показалось, что он просто-таки ощущает, как Эль приподнимает брови и пожимает плечами. Конечно, Сэндс не стал ничего объяснять. А Эль - не из тех, кто задает лишние вопросы. Он спросил только:



- Какой фирмы?



- Простой Walkman от Sony вполне сойдет на первое время, - после недолгого колебания ответил Сэндс. Его сомнения были вызваны секундным желанием потребовать наикрутейший CD-mp3-плеер с кучей наворотов, но твердый голос разума заглушил эту почти детскую страсть к красивым игрушкам (вроде искусственных рук, "жучков" и мобильных телефонов).



- Ладно, - Эль повернулся и почти вышел, но в дверях его остановило вкрадчивое "Эй.." Марьячи обернулся. Сэндс лежал на диване, положив ногу на ногу и закинув одну руку на потрепанную спинку. Он улыбнулся в потолок - улыбкой, которая по наблюдениям Эля не предвещала ничего хорошего, и тем же вкрадчивым голосом продолжил:



- Ты не спросил про цвет.



Марьячи выдержал паузу в пару секунд, не дольше - ровно столько, чтобы дать Сэндсу насладиться эффектом. Эль не хотел разочаровывать агента, но повернувшись к двери, он уже предвидел, что Сэндс его остановит. Вообще-то, он догадывался и о втором варианте развития сюжета: спроси он о цвете плеера, Сэндс почти наверняка ответил бы раздраженным "У меня нет глаз, может, ты не заметил, Эль? Мне по хрену какого он будет цвета!"



Ну, агент все равно нашел бы повод разразиться гневной тирадой, если бы он действительно почувствовал такую необходимость. Но меньше всего Элю сейчас хотелось, чтобы он пустился в пространные рассуждения в духе "конечно, мне должно быть все равно, но это ведь не означает, что я не хочу знать, как выглядят вещи, которыми я пользуюсь.. а что, если ты подсунешь мне какую-нибудь ярко-желтую дрянь и будешь помирать от хохота, пока я буду считать ее черной.."



- Хорошо. Какого он должен быть цвета? - спокойно и почти даже виновато поинтересовался Марьячи.



- Черный, - Сэндс задумался, поднес руку к лицу, провел пальцами по губам, прикусил ноготь. - Или серебристый. Полагаюсь на твой.. гхм.. (он скептически хмыкнул).. вкус. Купи к нему пару кассет на пробу - что-нибудь из классики. Не забудь батарейки.



И через пару часов он лежал на ковре перед ним - холодный, гладкий и новенький. Серебристый (по словам Эля). И тонкими прохладными змейками рядом с ним лежали наушники. Сэндс сидел над этим сокровищем, поджав ноги, слегка покачиваясь. Он уже обследовал все колесики и кнопочки, выяснил, как быстро может перемотать кассету в одну сторону, поразмышлял о назначении непонятной дырки на торце плеера, измерил пальцами длину провода, научился в рекордные сроки менять батарейки и пометил разными царапинами пять купленных Марьячи кассет, чтобы на ощупь их различать. Так что делать больше было решительно нечего. Агент проводил пальцами по корпусу легкой машинки, накручивал провод наушника на палец, кусал губы и пытался не обращать внимание на легкую дрожь в районе живота.



Он просидел над плеером около получаса, потом встал и убрал его в ящик. Вечером, когда они сидели перед телевизором, Эль между прочим спросил, как Сэндсу нравится его новая игрушка. Агент нахмурился и слегка наклонил голову, поворачиваясь к Марьячи правым ухом (этот жест показывал, что он внимательно слушает, и видимо, заменял пристальный взгляд).



- Ничего, - с вызовом ответил Сэндс, заранее готовясь нападать. Эль, заметив эту напряженность, больше не спрашивал.



На следующий день, оставшись дома один, Сэндс повторил странный ритуал долгой медитации над плеером. И снова убрал его, так и не донеся наушники до ушей.



На третий день, доставая плеер, он имел вид человека, добровольно и видимо за идею идущего на эшафот. Он снова уселся на пушистом ковре, уперся обеими руками в пол.. и признался самому себе, что боится.



Это было страшно: добровольно лишиться своего главного источника знаний об окружающем мире - пусть и на пару минут. Добровольно заткнуть уши и отвлечься на музыку. Он не узнает, если в это время кто-то войдет в комнату. Он не успеет ахнуть, если кто-то прирежет или пристрелит его. Он не услышит, если будет звонить телефон. Эль может позвать его, а он не узнает.. Он даже сомневался, что было разумнее: экспериментировать с плеером, когда Эль дома, или пока его нет. Меньше всего Сэндсу хотелось, чтобы Эль обнаружил его такого: дрожащего, в насквозь промокшей от пота футболке, кусающего чуть ли не до крови губы над каким-то гребанным плеером. Хотя, пока мексиканец в пределах досягаемости, Сэндс может не бояться за свою безопасность... но если он зайдет в комнату, а Сэндс об этом не узнает.. Но черт его побери, так дальше продолжаться не может!..



Сэндс вздохнул и решительно протянул руку к наушникам...



Собственно, Эля угораздило вернуться домой именно когда Сэндс его не слышал. И еще мексиканец умудрился зайти в гостиную, заинтересовавшись тем, что агент с видом человека, случайно усевшегося в тарелку с салатом, слушал на полную громкость что-то классическое. Зачарованный его необычным выражением лица и явным напряжением (казалось, в теле американца нет ни одной ненапряженной мышцы), мексиканец подошел ближе. И бедром - так уж получилось - случайно задел стол. Который стоял вплотную к стулу. И все бы, может, и обошлось, но на спинке стула висел довольно тяжелый пакет с купленной вчера газировкой. От толчка стул пошатнулся, и на секунду замер, стоя на задних ножках и словно раздумывая. Эль дернулся поймать его, но пакет все-таки перевесил, и стул упал. Причем рухнул он прямиком на ручку дивана, на котором сидел Сэндс. Агент вздрогнул, одним движением сорвал наушники и выхватил непонятно откуда пистолет.



К счастью для самого себя Марьячи успел удивительно длинным прыжком нырнуть на кухню, поэтому пули нанесли урон исключительно зданию. Он выкрикнул: "прекрати, это всего лишь я!" и выслушал о себе и своих родственниках много нового.



- Идиот! Кретин! Гребанный придурок! - было самым ласковым из того, что орал Сэндс, мечась по комнате и натыкаясь на мебель.



Казалось, он абсолютно потерял контроль над собой: обычно сдержанный даже в экстренных ситуациях, всегда внимательно прислушивающийся, он мог подстрелить жужжащую в паутине муху. Теперь же он будто не понимал, зачем и что делает - спотыкаясь и врезаясь, он кричал до хрипоты, стрелял наугад, пока не кончились патроны. Когда пистолет насмешливо защелкал, демонстрируя, что запас пуль истощен и продолжение банкета невозможно, Сэндс словно опомнился. Он замолчал, оборвав на середине хриплое проклятие, глубоко и как-то мокро вздохнул, и пошатываясь отправился в свою комнату. Хлопнула дверь, но Эль выдохнул с некоторым подобием облегчения только после того, как прошло несколько минут и стало ясно, что ЦРУшник удалился насовсем, а не для того, чтобы пополнить запасы патронов. Марьячи чувствовал себя паршиво и довольно виноватым, но идти извиняться был не намерен. Он, в конце концов, не был самоубийцей.





Впрочем, если вы спросите Эля, что было хуже: скандал на грани с истерикой, который устроил ему тогда Сэндс, или три дня полного молчания и тихой ненависти, которые последовали за этим инцидентом.. он вряд ли даст однозначный ответ.



Они продолжали жить, словно ничего не случилось. Правда, теперь Марьячи невольно затаивал дыхание каждое утро, когда дверь комнаты Сэндса открывалась и в коридоре раздавалось шлепанье босых ног. Он считал, что у него были все основания опасаться получить пулю в лоб. Но Сэндс просто молчал. Он молча приходил на кухню, выпивал чашку кофе, слушал новости, звонил каким-то деловым знакомым, стучал по клавиатуре.. они вместе обедали, ужинали, сидели вечером перед телевизором.. все как обычно. Только теперь Эль не принимал никакого участия в жизни Сэндса. Казалось, прекрати Марьячи покупать продукты, агент ЦРУ умер бы с голоду, но не снизошел до просьбы сходить в магазин.



Это угнетало. "Нечего сказать, отпраздновали день рождения," сердито думал Эль. Он не знал, на кого больше злится: на себя или на Сэндса.



Вечером третьего дня Сэндс после очередного молчаливого ужина сидел перед телевизором, равнодушно слушая вопли какой-то дамочки, расписывавшей на ток-шоу свою тяжелую жизнь с истинно мексиканским темпераментом. Эль некоторое время смотрел на него, но убедившись, что и сегодня Сэндс вряд ли сделает первый шаг к примирению, встал и направился к себе в комнату - взять гитару, пойти проиграть всю ночь в каком-нибудь ресторанчике. На полпути он остановился, встав между экраном телевизора и американцем. Просто вдруг понял, что так продолжаться не может.



- Зачем? - спросил он резко. Сэндс поморщился и дернул головой.



- Что зачем? - неохотно спросил он.



- Зачем тебе понадобился этот дурацкий плеер? - с неожиданным раздражением спросил Марьячи. Сэндс наклонил голову, его губы заметно сжались и пальцы процарапали по шерстистому дивану длинные, почти заметные полосы. Когда агент снова повернул лицо к Элю, он улыбался. Марьячи знал, что Сэндс давно отвык поворачиваться лицом к собеседнику. Это движение было для него теперь театральным, неестественным. Как и его натянутая, ехидная улыбка, как и приподнятые в наигранном удивлении брови. Эль ожидал какого-то жесткого, саркастичного ответа, но Сэндс молчал. Молчал и улыбался.



Эль понял, что ответа не дождется и мысленно прикинул, что мог бы добавить к сказанному. Что из того, о чем он думал эти тря дня, подошло бы сейчас? "Ты же знал, что не сможешь его нормально слушать. Ты знал, что с ним станешь беспомощным. Ты знал, как болезненно реагируешь на любое напоминание о своей неполноценности. Ты догадывался, что это не может кончиться благополучно.. Неужели тебе обязательно постоянно что-то себе доказывать?.." Любая из этих фраз приведет Сэндса в бешенство. Пауза затягивалась.



- Почему ты не предупредил меня? - спросил, наконец, Эль. - Я бы не заходил в комнату. Я бы вообще на весь день уехал, чтобы тебе не мешать.



- Предупредил? - протянул Сэндс лениво-нахальным тоном. - Ты видимо, что-то перепутал, Эль. Я всего лишь слушал музыку, а не экспериментировал с ядерными боеголовками. Это не тот вид деятельности, о котором предупреждают заранее. Хотя, если тебя смущает то, что я делаю в этом доме.. Может, тебя нужно предупреждать вообще обо всех моих телодвижениях? - и повысив голос: - Внимание, внимание! Шелдон Джеффри Сэндс собирается переключить канал! Всем надеть кислородные маски и не поддаваясь панике покинуть здание по пожарным лестницам! Как тебе, Эль? По-моему, просто замечательная идея. Или тебя нужно предупредить как минимум за пару недель? Тогда я, конечно, могу подавать документы в письменном виде..



Злая, ироничная усмешка и вызывающий тон, снова натягивающий их отношения до состояния готовой лопнуть гитарной струны. Словно удар в ответ на протянутую руку. Год назад Эль позволил бы себе раздражаться, кипеть и злиться. Сейчас он только вздохнул. Видимо, привык.



- Шелдон Джеффри? - прервал он Сэнда совершенно спокойным голосом. - Тебя зовут Шелдон Джеффри?



Казалось, Сэндс опешил. Во всяком случае, он замолчал, а ухмылка соскользнула с его лица и уступила место недоумению.



- Что? - почти ошарашенно переспросил он. - Какого?.. - он снова замолк, но на этот раз пришел в себя быстрее: - Ты хочешь сказать.. мы прожили вместе больше гребанного года, а ты не знаешь, как меня зовут? При том, что я знаю, когда день рождения у твоей матери и породу любимой собаки твоего отца?!



- Ты не из тех, кто распускает язык, - тем же спокойным тоном отозвался Эль. - И я никогда не собирал на тебя профессиональное досье. Даже в фотоальбоме, что ты мне подарил, нет ни одной подписи.



- Чего еще ты обо мне не знаешь? - иронично спросил Сэндс, откидывая голову на спинку дивана.



- Где ты родился. Кто твои родители. Как и где прошло твое детство. Как ты учился. Какие у тебя были друзья. Как ты поступил в университет. Как попал в ЦРУ. Зачем приехал в Мексику. Кто тот конопатый парень из альбома, - не задумываясь, ответил Эль. И после секундной заминки, продолжил: - Зато я знаю, что ты обожаешь махровые полотенца, ароматическую соль для ванн, хорошие ночные клубы, полезную еду, валяться в постели до обеда, свои пистолеты, гулять по окраинам города, сидеть в углу чтобы слышать все вокруг.. ненавидишь громкую музыку, свинину, умываться холодной водой, когда я пытаюсь выгнать тебя из ванной, спать на животе, когда подвисает компьютер, дневную жару, терять что-то, ванильное мороженое.



Сэндс молчал очень долго. Казалось, он переваривает услышанное.



- С какого перепоя ты решил, что я ненавижу ванильное мороженое? - бесцветным голосом спросил он, наконец.



- В морозилке уже четвертый день лежит ведерко, а ты у нему не прикоснулся, - не менее бесцветно ответил Эль.



- Тоже мне Шерлок Холмс, - фыркнул Сэндс, - я просто не стал углубляться в подробности того, что это за пластмассовая хреновина лежит у нас в холодильнике.



- То есть ты любишь ванильное мороженое? - уточнил Эль.



- Ну, не то чтобы люблю. Но и не ненавижу. Клубничное однозначно мне нравится больше. Хотя, шоколадное тоже ничего.



- Так какое лучше? Клубничное или шоколадное? - потребовал Марьячи. Некоторое время Сэндс думал, потом, опомнившись, пожал плечами:



- Не знаю.



Элю показалось, что он устало улыбнулся уголком рта:



- Тогда ты не будешь возражать, если я приглашу тебя в кафе? - твердо сказал мексиканец. - Мне необходимо прояснить этот вопрос.



- Сейчас? Так уж необходимо?



- Ну, согласись, это несправедливо. Ты знаешь породу любимой собаки моего отца, а я не знаю даже такую мелочь, как сорт твоего любимого мороженого.



Сэндс наклонил голову, будто рассматривая свои руки, лежащие на коленях. Пробормотал что-то вроде "дурдом" себе под нос, но все же поднялся с дивана и направился к выходу.



Остаток ночи они провели вполне мирно.

---

Гм.. вообще-то не в тему..

По просьбе Милены:

---

Розовые зайцы?..

Небольшой перерыв в "сцене с танцами".. Вместо этого сцена, которая долго обреталась у меня в голове.



В общем, вы помните, что была у меня такая идея - написать две сцены про дни рождения (актуально, не правда ли..) и объединить их в один drabble. Не знаю судьбу второй сцены, но первая уже здесь



Коробка



Агент задумчиво покачивал ногами, перекинутыми за ручку кресла. Через всю комнату был протянут провод - старый телефонный аппарат временно перекочевал из кухни и расположился у Сэндса на животе.



Трубку он держал, зажав ее между щекой и плечом, пальцами перебирал и без того спутанный шнур. За те двадцать минут, что агент висел на телефоне (по меркам Сэндса это было очень немного), он практически ничего не произнес, кроме "угу", "ммм" и "да, я слушаю". Но гнусавый голос на другом конце провода трещал не переставая. Эль даже заинтересовался, о чем может идти такой "односторонний" разговор. Но спрашивать, само собой, не стал. Сэндс ненавидел, когда ему мешали разговаривать, особенно если разговор был важным.



Звонок в дверь. Эль по привычке потянулся к пистолету. Потом перевел взгляд на абсолютно спокойного Сэндса - тот даже не поморщился. Одно из двух - либо агент вконец обнаглел и пальцем не хочет пошевелить, надеясь на Марьячи, либо для него гости - вовсе не такой уж и сюрприз.



- Ты кого-то ждешь? - спросил Эль, и Сэндс, прервав нудное гудение голоса сдержанным "Погоди секунду. Можешь подождать? Окей, уно моменто", прижал трубку к груди.



- Разве что пиццу, которую заказал месяц назад.



- Пиццу? - скептически повторил Марьячи, подбираясь к окну и дулом пистолета отодвигая шуршащую занавеску. - Ты дал этот адрес первому встречному?



Сэндс вскинул руку с направленным на Эля указательным пальцем, словно говоря "Бинго!"



- Именно! - сказал он очень серьезно. - Все шло хорошо, пока они не спросили адрес. Пришлось назвать первый пришедший в голову. Так что мою пиццу прикарманили какие-то ублюдки, живущие на a la calle de Neverlandios, numeros 13..

оставь занавеску в покое, просто иди и открой дверь.



- Хочу понять, кто к нам ломится.



- Эль, ради всего святого и не очень, для этого существует дверной глазок. Ты никогда им не пользовался?



Возникла пауза, во время которой Сэндс откинул голову назад со словами "С кем я живу?.." и вернулся к своему необычному телефонному разговору. Эль нахмурился, но все же отправился открывать дверь. Он знал, что больше трогать агента не стоит.



Он посмотрел в глазок и обнаружил за дверью молодого парня, прижимающего к груди папку и плоский ящик. В ящике, как мгновенно понял Эль, была (само собой) бомба. А парня послали мафиози. Не хотели устраивать перестрелки прямо в центре города, вот и решили урегулировать дело по-новому.. Парень тем временем снова нажал на кнопку звонка. Дом пронзила мерзкая трель, от которой болезненно сводило челюсти. Эль пообещал себе в самое ближайшее время заменить пакостный звонок



- Ты что, заснул там? - донеслось из комнаты. - Если не в настроении принимать гостей, то пристрели их уже, в конце-то концов! Тут некоторые пытаются говорить по телефону!



Марьячи глубоко вздохнул, приложил на секунду холодный пистолет к горящему лбу, беззвучно прошептал короткое "Господи прости.." и распахнул дверь. Не дав остолбеневшему парню открыть рта, схватил его за шиворот и втолкнул в коридор. Прижал к стене, дуло пистолета приставил к подбородку. Процедил:



- Кто тебя послал?



- Ф-федЭк-кс, - чуть заикаясь, ответил подонок. Марьячи нахмурился. Слово было знакомым. Но где именно он его слышал, Эль вспомнить не мог. Парень тем временем дрожащими руками протянул Элю коробку с папкой. - Р-распишитесь, пожалуйста.



Такая наглость несколько сбила Марьячи с толку. Отвлекающий маневр? Он сильнее вжал пистолет в челюсть бандита и бросил быстрый взгляд на коробку. Та была подписана "Printed paper" и обклеена бирками FedEx. Так название показалось еще более знакомым. Эль почувствовал некоторые сомнения. Не могли же, в самом деле, все до единого люди работать на картель. Или могли?..



- Что с ним делать? - ни на секунду не отводя взгляда от парня, громко спросил он в сторону комнаты. Эль знал, что Сэндс был в курсе всего происходящего в коридоре. Но все же это было рискованно. Он уже в третий раз отвлекал Сэндса от разговора.



- Можешь прикончить. Но кровь с ковра оттирать будешь сам, - кисло отозвался агент. - Так что распишись и оставь посыльного в покое. И дай мне уже поговорить по-человечески. Нет, не тебе. Да-да, слушаю..



Не сказать, чтобы Элю очень понравилось предложение отпустить парня. Нет, убивать его Эль вовсе не собирался, но и отпускать кого-то, кто видел и слышал так много.. в общем, сомнительное, и весьма рискованное мероприятие. Но Марьячи привык доверять Сэндсу.. в некоторых вещах. Например, в вопросах безопасности. Уж кто-кто, а такой параноик со стажем как Сэндс разбирался в том, кого стоит пристрелить, а кого можно оставить в живых.



Эль склонил голову набок. Он медленно, осторожно отодвинул пистолет от лица парня - бледного, но в остальном державшегося молодцом. Положив руку ему на плечо, чуть отодвинул в сторону и выглянул на улицу - никого, внушающего особое подозрение, только стоящий у крыльца грузовичок с той же надписью FedEx. Эль еще раз окинул взглядом улицу, и снова обратил свое внимание на парня.



- Где расписаться? - угрюмо спросил он. Впрочем, в его тоне можно было при большом желании различить почти извиняющиеся интонации. Парень, видимо, такое желание имел, поскольку с облегчением улыбнулся. Он вытер об джинсы потные ладони и снова протянул Элю папку, с прикрепленной к ней ручкой.



- Там галочка внизу, сеньор, - все же немного нервно сказал он. Эль взял ручку, сердито глянул на галочку, потом на посыльного. Поставил рядом с "галочкой" твердый "крестик" и звонко хлопнул ручку обратно на папку.



- Все. Fuera de aqui.



Парень с готовностью принял указание проваливать, папку снова прижал к груди, словно утопающий - спасательный круг. Но коробку попытался всучить Марьячи. Эль ее немедленно (вполне инстинктивно) оттолкнул. Парень (тоже не очень соображая, что делает) снова попытался ее отдать. Пару секунд, ошарашенные нелепостью происходящего, они молча сражались с коробкой, отпихивая ее от себя.



- Сеньор! - звонко воскликнул посыльный, и Эль поморщился: тон его срывающегося от волнения голоса был под стать дверному звонку. - Прошу вас!



- Секунду.. да, слушаю.. секунду.. вы, там! Я даже не хочу спрашивать, чем вы занимаетесь, - донесся до них уже раздраженный голос Сэндса. - Твоя личная жизнь меня не волнует. Я требую всего лишь тишины и спокойствия, неужели так сложно мне их обеспечить?! Уже здесь, продолжай..



Эль опомнился, выхватил посылку и довольно грубо осведомился:



- Что-нибудь еще?



- Нет-нет, все, gracias, сеньор.. - парень попятился к выходу, разве что не кланяясь. Эль даже испытал укол совести. Но весьма незначительный. Вообще, сложно оставаться сентиментальным и совестливым пацифистом, уложив столько народу..



Эль захлопнул за ним дверь, и почти сразу же услышал, как звякнул телефон - Сэндс положил трубку. Скорее даже грохнул на рычаг со всей силы. В воздухе повисло грозовое молчание. Марьячи секунду помедлил возле двери. Он уже догадывался, что Сэндс был весьма и весьма недоволен всем произошедшим. Он ведь так не любил, когда ему мешали разговаривать. И пусть весь инцидент не был виной Марьячи - кто же даст ему оправдываться. Когда ЦРУшник злился, он норовил сорвать злость на первом встречном. А встречался ему чаще всего Эль Марьячи.. Но Эль по опыту знал, что лучше уж Сэндсу сорвать свою злость сейчас, чем копить в себе, позволяя ей накапливаться в геометрических прогрессии, словно летящей вниз по склону снежной лавине. Вздохнув, Эль отправился в комнату.



Сэндс курил. Внешне он выглядел вполне спокойным, но Эль-то знал, насколько обманчивым было это впечатление уравновешенности. Внутри агент мог кипеть от ярости, выть от обиды, лопаться от хохота - для окружающих он оставался спокоен, просто чуть поджимал губы.



- Что принесли? - спокойно спросил Сэндс, стряхивая пепел в тарелку из-под салата.



- Коробку. От ФедЭкс, - ответил Эль и тут вспомнил, что обозначает FedEx. Ну конечно же. Снова вялое шевеление совести. Получалось, что посыльный почтовой компании пострадал ни за что. - Погоди, так ты все-таки дал кому-то этот адрес?



- Я бы попросил. Вовсе не кому-то. У меня в FedEx хорошие друзья, - Сэндс затянулся. Буря по каким-то причинам откладывалась. Эль не надеялся, что ее не будет вовсе, но стоя ждать тоже намерен не был. Он опустился на диван (пружины застонали и заскрипели, словно стая перепуганных гусей). Сэндс хмыкнул:



- Не собираешься открывать?



- Это вроде тебе принесли.



- С чего ты взял? Там что, написано мое имя?



Эль осмотрел упаковку:



- Нет.



- Тогда открывай, мать твою.



Марьячи аккуратно разорвал бумагу, открыл коробку. Внутри лежала маленькая темно-красная книжка.



- И что это? - наконец спросил он.



- Это тебе, - терпеливо, словно больному, пояснил Сэндс. - Ты же все время пристаешь ко мне, требуешь рассказать о моем прошлом. Даже сам пытался справки навести (Эль почти даже смутился от того, что Сэндс знал об этом. Почти.) Я решил сделать тебе шикарный подарок и преподнести пару кусков своего прошлого на блюдечке. С каемочкой. Естественно, голубой. Впечатляйся. С днем рождения. Задашь хоть один вопрос касательно этого альбома - пристрелю как собаку. Счастья, здоровья и благополучия. Аминь.



Эль моргнул, пытаясь прийти в себя от такого количества информации.



- С днем рождения? - повторил он недоуменно. - Откуда ты знаешь?..



- Эль, - так же терпеливо сказал Сэндс, - у меня на тебя есть толстенное досье. Собранное еще до того, как я приступил к вербовке. На следующий год обязательно его тебе подарю - если доживем. Сейчас-то оно мне ни к чему, но память у меня прекрасная. Так неужели ты думаешь, что день твоего рождения - тайна для Центрального Разведывательного Управления? Не смеши меня, пожалуйста, у тебя это хреново получается.



Марьячи очень аккуратно вытащил альбом из коробки. Он был потертым, один угол даже порван. Открыл его на середине и почувствовал, как защемило где-то в районе груди. С большой черно-белой фотографии улыбался Шелдон Джеффри Сэндс. Видимо, еще не агент ЦРУ. Наверное, еще не продажная сволочь. Возможно, даже еще не практичный циник. Он немного иронично улыбался - но это была не американская ухмылка в 64 зуба, а легкая, не натянутая усмешка. Ему было сейчас действительно смешно, он действительно над чем-то смеялся. Ему было лет двадцать, может даже меньше - Марьячи не слишком точно определял возраст по внешнему виду. Он стоял на фоне аккуратного коттеджа, увитого какой-то зеленью. Позади него стояли другие люди - они тоже смеялись. Но Марьячи не смотрел на эту толпу. Он смотрел в глаза Шелдону. В пронзительно-темные, но немного не сфокусированные глаза, словно глядящие сквозь вас...



Эль так и не понял, сколько же прошло времени, прежде чем он смог оторвать взгляд от фотографии. Механическим движением перелистнул страницу. Большое, во весь лист фото. Цветное. Снято явно в тот же день, что и предыдущее - но другим человеком, другим фотоаппаратом. Здесь Шелдон уже не один - с ним был какой-то парень, явно на пару лет старше. Он был одет в темно-синюю мантию - Марьячи видел в фильмах, что такую надевали выпускники университетов. Не хватало только прямоугольной шапочки - но она была тут же, на Сэндсе. Было видно, что ребята на секунду прервали свою шуточную потасовку - позы застывших парней и их потрепанный вид говорили о том, что изнемогающие от смеха юноши только что пинали и колотили друг друга. Было ясно, что их окликнули, и они оглянулись, никак не ожидая подвоха.



Сэндс на фотографии согнулся, увертываясь от руки, тянущейся к похищенному головному убору. Придавленный к земле весом старшего парня, он смотрел в камеру, широко распахнув глаза. Темно-каштановые волосы почти скрывали его лицо, шапочка съехала набок, но он смеялся. Он не защищал свою жизнь, он просто развлекался. Он верил тому, с кем в шутку дрался. Эль почувствовал невольный укол ревности. Он присмотрелся ко второму парню.



Тот стоял, обхватив Сэндса одной рукой за шею, другой пытался сдернуть с него шапочку. Он оглянулся на камеру через плечо. У него были спокойные, голубые глаза, рыжеватые короткие волосы. Веснушки, кажется. Вот и все, что Эль мог про него сказать. Кто он был? Друг Сэндса? Его брат? Или..



Эль поднял голову и рывком захлопнул альбом. Он успел заметить, как вздрогнул от этого звука ЦРУшник.



- Спасибо, - твердо сказал Марьячи. Не глядя, протянул руку за гитарой. Встал и вышел из комнаты, оставив альбом лежать на диване.

---

Клуб

Да, та самая сцена с танцами, часть 2 (из 3). Начало здесь: http://www.diary.ru/~frisky/?commen...=1160031&s=





Стук каблуков по асфальту. Знакомый, спокойный ритм. Марьячи редко сбивал шаг, и Сэндсу привычно легко думалось под звук этого позвякивания.





Он вспоминал, как учился различать и узнавать звуки. Как дергал Эля вопросом: "Что это?" и Эль спокойно отвечал: "Ребята играют в камушки" или "Девушка рассыпала пакет с фруктами". Сэндс кивал, хмурился. Старался запомнить эти звуки, какими бы парадоксальными они не казались - чтобы узнать, когда услышит в следующий раз. У него была потрясающая память, но невозможно было запомнить все звуки на свете. И это делало его беззащитным.



Элю этого было не понять. Никто этого не понимал. Он ведь так прекрасно ориентировался, у него был такой острый слух, он вызывал восхищение своей уверенностью и хладнокровием. Один не слишком адекватный и далеко не умный молодой человек (он лежал в той же палате после перенесенной операции на левом глаз) брякнул, что завидует его слуху.



Завидует.



В голове не укладывалось. Нет, Сэндс безусловно любил продемонстрировать свои козыри, повторяя слово в слово подслушанные разговоры, из интереса цитируя телевизор, работавший в режиме "mute" (почему-то большинство полагало, что "mute" предполагает полное отсутствие звука.. когда Эль в конце концов прижался к динамику ухом, ему пришлось признать, что это не совсем так), улавливая тончайшие запахи (вечная причина для недовольства - недостаточно хорошо промытое после стирки белье: хлорный запах стирального порошка приводил Сэндса в ярость). Но это не означало, что он не понимал свои слабости. Отнюдь, он их даже слишком хорошо понимал, потому что забыть о них просто не получалось. Какой-то грохот на лестнице - и он вскидывался, нервничал и злился, потому что любому другому достаточно было выглянуть за дверь, чтобы узнать, что произошло. А он был вынужден прижиматься к двери и напряженно прислушиваться к звукам в коридоре, стискивая в руке пистолет.



Тук-звяк. Кстати о пистолетах. Забавно, но раньше он не обращал внимания на то, как металл холодил кожу, медленно нагреваясь под пальцами. Впитывал в себя частичку его тепла, будто понемногу впитывая его самого. Дикая какая-то мысль, подумал Сэндс, поводя плечами. Ну да, пальцы холодели. Но ведь с теплом уходила неуверенность и сомнения. Нельзя получить что-то, ничего не отдав взамен - кому, как ни ему это знать.



Тук. Тук-звяк.



Звуки для него были фактически осязаемы. Каждый звук отражался в голове точкой, вокруг которой расплывалась волнами картина мира. Вот мимо с воем пронесся мотоцикл, вжикнув тормозами на повороте - и очертил для него угол здания. Пока это был лишь оторванный от реальности угол, но наверху разразились руганью, грохнуло окно - и тут же проявились пять этажей серого бетона. Хлопнула на ветру занавеска - и дом растянулся на пару подъездов. Звякнул колокольчик открывшейся двери, повеяло приторно-сладким - на первом этаже материализовался магазинчик сладостей. И перед ним была уже не абстрактная шершавая стена, а самый настоящий дом, наполненный пульсацией звуков.



Сейчас Сэндс уже не задумывался над тем, как ему удавалось слышать именно то, что было нужно. Первые месяцы он в прямом смысле сходил с ума от обилия звуков. Шум, гул, голоса, смех, музыка, грохот - все сливалось, перемешивалось, отвлекало. Он не мог сосредоточиться ни на чем, срывался, устраивал настоящие истерики в госпитале. Да и сейчас у него оставалась вполне логичная неприязнь к громким, "дезориентирующим" звукам.



Иногда ночью Сэндс долго не мог заснуть (точнее, перестать фиксировать происходящее вокруг), тогда он подходил к постели Марьячи и коротко тыкал его в бок. Так же молча шел одеваться, давая Элю пару минут на то, чтобы проснуться и прийти в себя. Скрипели пружины матраса - значит, Эль встал и тоже приводил себя в порядок. Через пять минут они уже спускались по лестнице и шли бродить по притихшему ночному городу. Сэндс ждал, что рано или поздно Эль сорвется и пошлет его спросонья куда подальше. Но Марьячи молчал, только отчаянно зевал. Причем даже зевал он не слишком демонстративно, так что и тут придраться было не к чему.



Днем многолюдные улицы быстро утомляли Сэндса. А ночью звуки были совсем другие. Более острые. Они даже пахли по-другому. И только звяканье этого невыносимого Марьячи всегда оставалось вызывающе одинаковым. То есть нет, конечно, не совсем одинаковым. Иногда по нему можно было даже определять настроение Эля..



Однако развить эту во всех отношениях заманчивую мысль Сэндс не успел. Он почувствовал первым - даже не услышал, а ощутил пульсацию земли у себя под ногами. Что-то в груди на секунду замерло, и оборвалось. Слишком уж сладко-знакомым был этот бьющий по барабанным перепонкам, глубокий, до самых ребер достающий ритм.



Марьячи прошел мимо двери, сквозь которую ломилась однообразная электронная музыка, но шаги Сэндса замедлились сами собой. Агент остановился, неторопливо повернул голову, словно желая рассмотреть мигающую всеми цветами радуги табличку над дверью. Нахмурился, качнулся с носков на пятки.



- Зайдем.



Это была не просьба и не предложение, это была констатация факта. Эль, успевший уже немного отойти вперед, тоже остановился, оглянулся. Внимательно посмотрел на Сэндса, но ничего не сказал. Агент подождал еще секунду, нетерпеливо дернул головой в сторону двери, из-за которой доносилась приглушенная музыка. Судя по тому, как она била по ушам даже будучи "приглушенной", внутри должен был быть сущий ад.



Возможно, если бы на месте Эля был кто-то другой, он спросил бы "Ты уверен?" или воскликнул "Да ты с ума сошел!". И если бы на месте Сэндса был бы совсем не Сэндс, он бы объяснил, что ужасно соскучился по полноценной ночной жизни с ее безумным грохочущим ритмом, яркими неоновыми огнями и легкими, ничего не значащими знакомствами на одну ночь. Рассказал бы, что понимает, насколько глупа и безрассудна эта идея. И признался бы, что сам не ожидал, что ему так захочется попасть в этот клуб. Даже взял бы руку Марьячи и приложил к левой половине своей груди, чтобы Эль сам почувствовал мельтешение спятившего сердца.



Но так уж получилось, что на месте Эля был именно Эль, а на месте Сэндса - никто иной, как сам Сэндс. Так что Марьячи пожал плечами с выражением лица, которое можно было расценивать как "чем бы дитя не тешилось..", а Сэндс буркнул что-то насчет того, как ему надоела идиотская гитара и как он мечтает о нормальном драйве. И оба притворились, что им все равно.



Еще пару мгновений они не двигались, потом Сэндс скрестил на груди руки и вопросительно хмыкнул. Марьячи все так же молча вернулся назад, прошел мимо него к двери клуба и галантным жестом распахнул ее, выпустив на улицу поток музыкального грохота. Сэндс чуть приподнял подбородок, еле заметно кивнул и вошел внутрь.

---

Первая встреча Сэндса и Эля..

Пересмотр некоторых частей фильма наводит на определенные мысли.. Не претендую ни в коем случае на объективность, Господь с вами. Просто мои мысли о.



Разговор

"Первая встреча Сэндса и Эля.." или "За что убили повара?"



Он понял, что это будет интересно, когда вошел в ресторанчик и увидел сидящего к нему спиной мужчину. Пожалуй, именно в этот момент вся игра с переворотом впервые реально его заинтересовала.





Марьячи сидел к нему спиной, и все его существо выражало смиренное упрямство. Как у заарканенного дикого мустанга, подумал тогда Сэндс и сам поморщился от такого сравнения. Но подходило оно, при всем своем дурацком пафосе, неплохо: вроде бы устал, подчинился и даже не пытается освободиться. Но хоть и привязан, покориться не может. Не потому, что решил сражаться до последней капли крови. Просто по привычке не может смириться.



Сэндс специально опоздал на двадцать семь минут - ровно столько, сколько было необходимо по всем правилам игры: чтобы Марьячи понервничал, но и не утомился ждать. Однако по каменному спокойствию спины в пыльной куртке было видно, что этот человек мог бы ждать и дольше. От него веяло опасностью. И он сидел спиной к двери, хотя знал, что с минуты на минуту войдет тот, кто был ответственен за это "похищение".



Сэндс всегда садился спиной к выходу, когда приходил на встречу. Это была самая психологически невыгодная, неуютная и опасная позиция - но место встречи выбирал он сам, так что на противоположной стене всегда висело зеркало или, в крайнем случае, была какая-то зеркальная поверхность. Он казался уязвимым и беззаботным, его собеседники попадались на уловку и теряли бдительность. А человек, потерявший бдительность, терял все преимущества. Сам он никогда не терял контроля над ситуацией у себя за спиной.



Но этого Марьячи (этого Эль Марьячи) похоже абсолютно не интересовало, что у него происходит за спиной. Он не обернулся на звук приближающихся шагов, не поднял глаз, никак не выразил интереса - даже пальцы его не прекратили перебирать струны.. хотя пара фальшивых нот в мелодию закралась, отчего Сэндс испытал некоторое удовольствие. Значит, мысленно спросил он у Марьячи и его губы растянулись в фирменную полу-улыбку (вроде милая улыбка, а вроде и просто чуть приподняты уголки губ), не такие уж мы и железные?



Сильный человек. Сэндс любил сильных людей. Они делали его жизнь интереснее. С ними можно было играть не в поддавки, а на равных. Этот гитарист был первым человеком в гребанной Мексике, с кем он бы померился силами. Остальные - этот склизкий ублюдок Белини, этот тупоголовый Кукуй с таким самомнением, что в его тени легко бы поместилась парочка небоскребов, эта шлюшка Ахедрез, строящаяся из себя ярую феминистку даже в постели.. эти идиоты наемники, сплошь вырядившиеся в черные костюмы и напялившие черные очки.. театр абсурда, кунсткамера. На них было жалко тратить время. Он глядел на них сверху вниз, презрительно и брезгливо, с чувством собственного превосходства.



Сэндс любил сильных людей. Он любил ломать сильных людей. Слабых ломать было неинтересно. Манипулировать теми, кто позволял собой манипулировать, было почти дурным тоном. А вот заставить этого музыканта плясать под свою дудку - это совсем другое дело..



Но с самых первых слов разговор пошел как-то не так. Что за откровенные намеки про убитого брата? Сэндсу это не понравилось, но он снова улыбнулся - немного равнодушно, нагловато. Сел, продолжил говорить непринужденно и насмешливо. Тогда Марьячи впервые поднял на него глаза - темно-карие, почти черные; тяжелые, скрывавшиеся под бровями так, что взгляд становился угрожающим без малейшего усилия со стороны Эля. Внимательные глаза, бросившие на агента быстрый взгляд и снова опустившиеся к гитаре.



Сэндсу стало немного не по себе. Что мог увидеть в нем Марьячи за эту секунду? Ничего, ведь лицо агента ЦРУ не могло выражать никаких эмоций кроме тех, что Сэндс сам хотел показать. И все же ему показалось.. рука потянулась к пистолету, но Сэндс мысленно послать паранойю к черту. Глаза музыканта казались способными пронзить насквозь, но на самом деле перед Сэндсом сидел не мастер психологических уловок, а всего лишь неотесанный мексиканец. К тому же, матерый убийца. И то, как он мгновенно оборвал мелодию на словах "Надо кое-кого убить" доказывало, что к делу прерывания чужих жизней он относится серьезно.



И все же, что он там говорил про брата? Значит, решил поугрожать? Ну что ж. План у Сэндса родился немедленно - даже не план, а осознание того, что делать дальше. Доказать, что и сам не лыком шит. Что тоже может убить. Причем даже не во имя идеи или кровной мести. А просто так, из прихоти. На глазах у Марьячи взять и вышибить мозги.. скажем, официантке за не вовремя поданный заказ. Кукуй был бы эффектней в качестве жертвы (разыграть бы сценку "мой подчиненный проявил непослушание" чтобы неповадно было рыпаться) но яйцеголовый еще может пригодиться. Импровизируя на ходу, официантку заменил на повара. Развил тему свинины, вплетая в шедевральный бред дорогие сердцу, выстраданные мысли о балансе и равновесии. Но чуть приподнятые брови Марьячи и его страдальчески-удивленный вид убедили Сэндса, что представление Эль не оценил. А выражение его лица, когда он спросил "Так ты хочешь, чтобы я застрелил повара?" Сэндса только еще больше раздражило - в его глазах было какое-то недоверчивое пренебрежение. Не принимает всерьез, прозвучало в голове агента, думает, я выпендриваюсь.



От Марьячи пахло терпким, пыльным потом. От его гитары пахло деревом. Оба запаха Сэндсу не нравились, потому что перебивали еле заметный, но ощутимый аромат его дорогого одеколона. Разговор хотелось закончить поскорее. Да и вести философские беседы на тему добра, зла, баланса и справедливости с этим чурбаном явно было бесполезно. Хотя Сэндс и был уверен, что Марьячи был далеко не так прост, как прикидывался, на уловку про необходимость восстановления баланса в стране он никак не отреагировал. Сэндс видел, что Эль отмалчивался, закрывался от него какой-то раковиной насмешливого равнодушия. Это злило.



Однако реакция Марьячи на фотографию Маркеза была именно такой, какую Сэндс и ожидал - забавной. Он изменился в лице, выпрямился и даже слегка приоткрыл рот. Та-ак, злорадно подумал Сэндс, помним о счетах с генералом.



Тогда, собирая информацию по Марьячи, Сэндс сразу отложил лист с записью слухов о перестрелке на площади перед домом Эля. Перепись клятвенных заверениями свидетелей, под дулом пистолета (в прямом смысле) уверявших, что всю семью музыканта расстреляли у них на глазах. Этот лист мысленно отправился в папку "Слабости" и был оттуда извлечен именно тогда, когда было нужно - то есть когда было нужно Сэндсу. Сейчас.



А еще, собирая из слухов буквально по молекулам картину реальных событий, Сэндс пришел к выводу, весьма удивившему Кукуя. "Если он будет с гитарой, не трогайте ее, пусть играет," бросил Сэндс. Для него было вполне ясно, что Бучо совершил непоправимую ошибку, прострелив Марьячи руку. "Выиграл" бы Эль свою тоску в заунывных аккордах, авось и было бы в Мексике на сотню трупов меньше..



Немного провернуть нож в ране, напомнив, что жить ему незачем. И непобедимый Марьячи у нас в руках. Покоряется. Неохотно, но склоняет голову. Взял фотографию (пусть даже демонстративно выдернул ее из-под телефона). Встал, ловко перехватив гитару, направился к выходу, на ходу отщипнул кусочек предложенной свинины. Сэндс довольно улыбнулся. Один-ноль в мою пользу, мысленно объявил он Марьячи, и торжествующе спросил, больше риторически, поскольку ответ был и так ясен: "Я был прав?"



Но вот то, что Марьячи молча сплюнул, словно выражая презрение ко всему сказанному Сэндсом - это в планы агента никак не вписывалось. На его лице не отразилось никаких эмоций, лишь приподнятые брови выразили легкое недоумение. Но взгляд, которым Сэндс прожег спину выходящего Марьячи был в прямом смысле слова убийственным. В агенте боролись два чувства. С одной стороны - ярость: что этот Эль себе позволяет? С другой - лихорадочно веселое, удивленное оживление: достойный соперник, сильный. С ним будет интересно. Соперник - потому что Сэндс уже давно привык считать соперниками всех, даже тех, кто играл на его стороне.



Но ярости нужно было дать выход. Выверяя каждый шаг, плавными и грациозно-резкими движениями - на кухню. Убить повара. Даже не потому, что Эль мог из упрямства вернуться и проверить, выполнил ли агент ЦРУ свою угрозу. И не потому, что руки чесались всадить в кого-нибудь пулю еще с того дня, как Белини прошипел ему "ты бы не посмел". И даже не потому, что план застрелить повара уже был составлен - а Сэндс ненавидел, когда его планы нарушались.



Просто потому, что он сам поверил в свой рассказ и был уверен, что эта кошмарная мешанина, которую он предложил попробовать Элю, и в самом деле была лучшей свининой пибиль, которую он когда-либо пробовал. А когда дело доходило до баланса, контроля или независимости, Сэндс не привык шутить.



...Брызги крови на новой рубашке испортили ему настроение. Застирывать эту ковбойскую дрянь он не собирался - брезговал. Значит, придется выбросить, а жаль. Пожалуй, это было самым неприятным последствием разговора с Марьячи.

---

Вдохновленный бред..

"Десперадо" странно на меня действует, знаете ли.. вот вам последствия разговоров о кокаине, массовом отключении электричества в нашем районе, дырочках в стенах и канц.товарах..

- Как он посчитает, сколько сделал выстрелов?

- Ну, можно по дырочкам.. в стене..

- Да он до второго пришествия считать будет..

(вчерашний разговор в тире)

Эль рассматривает потолок. Точнее - пулевые отверстия в нем. Пытается вспомнить, откуда появилось вон то, косо вспоровшее доску рядом с люстрой. Остальные ему более-менее знакомы...

Дальше..

Эти, над самым изголовьем - неприятно-черные, краями сливающиеся в одну нелепую кляксу. Они появились, когда Марьячи, доведенный депрессивным сарказмом Сэндса до отчаянной ярости, от переизбытка чувств разрядил в потолок всю обойму. Старая история, одна из тех, которые Эль вспоминает неохотно, а Сэндс - в особых случаях и с особой мстительной радостью: агент уверен, что Элю полезно время от времени напоминать, что он тоже может терять терпение и выходить из себя.



Это отверстие, возле окна - как старая, хорошо знакомая рана. Скорее даже шрам, хотя пулевые отверстия в досках не заживают, конечно. Марьячи и Сэндс тогда только приглядывались друг к другу, "притирались". Стадии взаимной симпатии сменялись стадиями настороженного подозрения, а те, в свою очередь - стадиями тихой ненависти, когда каждый подумывал о том, чтобы уйти и не возвращаться. И это была та самая критическая стадия. Сэндс сидел на кровати, постукивая пальцами по любимому пистолету. Эль стоял возле окна, облокотившись на раму, и глядел на улицу. Оба молчали. Молчали второй день, но если у Эля это получалось органично, то Сэндса молчание явно тяготило. Эль молчал, потому что не хотел разговаривать. Сэндс молчал, потому что чувствовал, что разговор не завяжется и не собирался унижаться (а ситуация, когда он спрашивает и не получает ответа по его мнению настолько унизительна, что без стрельбы не обойтись).



- Интересно, какого ты все-таки роста?



Эль обернулся и обнаружил, что дуло пистолета Сэндса было направлено чуть выше его головы. Казалось, этот факт Марьячи нисколько не обеспокоил, потому что он продолжал стоять, не шевелясь и не говоря ни слова.



- Ниже? - серьезным тоном поинтересовался агент, на пару миллиметров опуская пистолет. - Так?



Марьячи по-прежнему не отвечал, глядя мимо пистолета на лицо Сэндса. Ни следа улыбки или презрительной гримаски, которую агент часто корчил, выражая пренебрежение к тому, что говорил или делал Эль. Сэндс тем временем кивнул:



- Ясно. Еще ниже. - Дуло немного опустилось. - А теперь?



Так и не дождавшись ответа, Сэндс пожал плечами и со словами "придется проверить" выстрелил. Пуля пробила стену справа, на уровне лба Эля. Расстояние от уха Марьячи до отверстия было не больше пары сантиметров. Сэндс слегка кокетливым жестом склонил голову набок, прислушиваясь к реакции. Хотя ни дыхание, ни шорох одежды не выдавали раздражения Марьячи, агент его чувствовал. Вопрос был лишь в том, насколько Эль был раздражен. На "Шкале Настроений Нашего Бронированного Марьячи" (авторские права принадлежат Шелдону Джеффри Сэндсу) столбик ртути колебался между отметками "тихое бешенство" и "сейчас взорвется"



- Ну.. - негромко сказал Эль, - угадал.



- Угадал? - живо подхватил Сэндс. - Тогда почему я не слышу звука падающего тела?



- Потому что ты взял слишком далеко вправо, - через долю секунды в руке Эля мелькнул его собственный пистолет, еще через секунду грохнул выстрел. Сэндс не вздрогнул, когда пуля почти обожгла ему правую щеку, только слегка приподнял брови.



- Примерно так, - пояснил Марьячи, привычным движением убирая оружие за пояс.



Они помолчали еще минуту, потом Сэндс потянулся и потребовал зачитать ему телевизионную программу на завтра. Эль отправился искать газету, и жизнь как-то сама собой вошла в привычную колею..



Эль переводит взгляд с одной дырки на другую. Большинство отверстий появилось в то время, когда в результате неуплаты по счетам в их доме отключили сначала телефон, а потом и электричество. Через пару часов такой жизни Сэндс заявил, что сходит с ума. Но пока Марьячи ездил разбираться со счетами, агент совсем заскучал. Его туманные объяснения по поводу полусотни дырок, изрешетивших стены и потолки, сводились к тому, что от скуки он стрелял по мухам.



- Сэндс, - говорит Эль вдруг, складывая руки под головой



- Ммм? - лениво отзывается тот из кресла, не прекращая водить карандашом по страницам своего розового блокнота. Эль не раз гадал, знает ли агент, что на розовой обложке его любимого блокнота изображен мультяшный бегемот в балетной пачке. Хуже того - рисунок был бледно пропечатан на каждой розоватой странице. Когда в магазине Сэндс остановился перед стеллажом с записными книжками и органайзерами, Эль приготовился долго и мучительно описывать ему, как выглядит каждый из них. Но агент задумчиво провел пальцами по корешкам блокнотов, выбрал пару по одному ему понятному принципу, быстро пролистал их. Повернулся спиной к Элю и почти украдкой поднес к самому лицу, явно принюхиваясь. После этой молчаливой инспекции черный кожаный органайзер вернулся на стеллаж, а розовый девичий блокнотик был небрежно кинут в тележку. Так розовый блокнот стал постоянным спутником Сэндса - агент любил мягким карандашом что-то чирикать и выписывать на шершавых страницах. Что именно для Марьячи оставалось загадкой.



- Где ты родился?



- О, это целая история, - сразу оживляется Сэндс, выпрямляясь и расправляя плечи. - Я родился в семье наркобарона, в Калифорнии. Мы постоянно были в разъездах. Я даже не ходил в школу - мы редко задерживались в одном городе больше, чем на неделю. Смотрел голливудские семейные комедии, где семьи разъезжают в фургонах, почти домах на колесах?



- Ну.



- Да? Смотрел? И как тебе? - мгновенно изменившимся, уже насмешливым тоном спрашивает агент.



- Никак, - миролюбиво отвечает Эль, которому сейчас совсем не хочется ссориться. - Не отвлекайся.



- Хочу и отвлекаюсь, - больше из принципа огрызается Сэндс, но рассказ продолжает. - В общем, у нас был похожий фургон. В нем было тесно и жарко, но отца он устраивал, а мать была женщиной тихой, ее мнения вообще никто не спрашивал. Она жевала жвачку, целыми днями читала журналы и слушала пластинки. Мне же скучно не было, потому что для меня всегда находилось дело: отец постоянно посылал меня относить наркоту клиентам. Когда мы впервые заехали в северные штаты, мне было года три. Дело было зимой. Я открыл с утра окно, в первый раз увидел снег и закричал: "Пап, смотри сколько кокса!" Представляешь, как удивились..



- Сэндс, - со вздохом прерывает его Эль. - Ты же все это выдумал?



- Причем на ходу, - ухмыляется Шелдон, продолжая что-то чертить в блокноте. - У меня хорошее воображение и отличная реакция. Я агент ЦРУ, в конце концов.



- Слушай, можешь хоть раз рассказать мне правду?



- Хорошо, слушай. Сейчас будет правда, чистая, как лучший калифорнийский кокаин..



Марьячи остается только закрыть глаза и тяжело вздохнуть. Карандаш шуршит, растирая на розовой бумаге загадочные линии - такие же для него непонятные, как и ход мыслей этого чокнутого американца.

---

33 Марьячи..

Песни из к/ф "Мэри Поппинс, До Свидания" переделанные мной под к/ф "Однажды в Мексике".. мне показалось смешно.. а уж как вам - не знаю..



http://www.livejournal.com/users/fr...rnal/67661.html

---

Здесь - переделанная песня..



Cancion de el Mariachi, dedicada al Sands

(песня Марьячи, посвященная Сэндзу)



http://www.livejournal.com/users/fr...rnal/67279.html

---

Стук каблуков по асфальту чуть впереди, справа. И через шаг этот невыносимый звон цепей, который сперва сводил его с ума, а затем превратился в знакомый, почти "домашний" звук, внушавший одновременно опасения (поначалу он невольно напрягался, слыша мерное звяканье приближающегося Эля) и спокойствие (пока Марьячи гремит, как американский подросток-металлист, бесшумно подкрасться к Сэндсу ему точно не удастся).



Про себя он повторяет: тук, тук-звяк, тук, тук-звяк. Повторяет по привычке оставшейся с тех пор, когда они только начали жить вместе - тогда этот бряцающий стук был его ориентиром, единственным знакомым звуком в какофонии уличного шума. Мысли уже привычно дробятся на ровные осколки: "сильно пахнет краской - тук - ужасно ядовитый запах - тук-звяк - скорее бы пройти это место - тук.."

Ни один из них не замечает, что Сэндс старается идти с Марьячи в ногу. Элю такое просто не может прийти в голову, а Сэндс слишком занят: он изображает на лице отвращение по поводу мерзкого запаха и пытается незаметно дышать через рот.



Стук чуть впереди, справа. Именно справа, только справа. По самому краю, где предательски обрывается тротуар и начинается еще более враждебная, рычащая слетевшими глушителями проезжая часть. Если стук вдруг оказывается не там, где нужно, Сэндс парой неторопливых шагов перемещается левее. В его воображении от звенящего стука тянется назад сверкающая ниточка, тонко и едва уловимо обозначающая границу тротуара. Так что когда они пойдут назад, стук будет слева. Кто из них первым это придумал? Сэндс уверен, что именно он. А если это и не так, то разубедить бывшего агента некому - Марьячи явно все равно.



Когда на пути попадается столб или какое-то другое препятствие, Марьячи не объявляет об этом во всеуслышание. Он неторопливо обходит столб слева, (или справа, в зависимости от того, в какой стороне проезжая часть), подальше от края тротуара, попутно либо задевая его носком сапога, либо хлопая по нему ладонью. Сэндс знает, что гулкий удар по коре дерева принципиально отличается от плоского шлепка по бетону. Он тоже слегка корректирует свой курс, аккуратно повторяя маршрут Марьячи. В экстренных случаях, если преграда необычна, Эль останавливается, не доходя до нее пару шагов. Он ждет секунду, когда Сэндс с ним поравняется, коротко поясняет, что происходит ("Ступеньки вниз, с десяток, не крутые, перила справа". После этого он еще секунду выжидает, наблюдая за реакцией агента. Сэндс может просто кивнуть - после этого они пойдут рядом. Может сделать широкий ироничный жест рукой - тогда Эль снова идет вперед. А иногда, особенно если на улице безлюдно, Сэндс идет первым.

---

Часть 1.

http://www.livejournal.com/users/fr...584.html#cutid1

Вот здесь первая часть.

---

The first and the last entry

Вряд ли вы найдете здесь что-нибудь вас интересующее... я не пишу здесь про свою жизнь (это уже мой пятый дневник, и писать про жизнь у меня нет ни времени, ни желания). Просто выкладываю сюда свою дикую и никому не нужную стори по "Однажды в Мексике"



Странно, что вы вообще сюда заглянули.. Однако, спасибо, мне очень приятно!